Политзаключенный Дмитрий Козлов, известный как блогер Серый кот, провел за решеткой более пяти лет. Его срок должен был закончиться еще в 2024 году, однако политзаключенного не выпустили, а осудили еще раз — по статье 411 Уголовного Кодекса — и отправили в колонию строгого режима. Теперь, за два с половиной месяца до планируемого освобождения, блогера неожиданно помиловали без его прошения и насильственно вывезли из Беларуси. Политзаключенный рассказал «Вясне» о том, как его этапировали из страны, про то, что было самым сложным за решеткой и что помогало держаться.
«У меня никаких планов уезжать не было»
На интервью Дмитрий пришел с большой папкой документов и бодрым настроением, несмотря на то, что поспал только несколько часов. Он сразу заявил, что моральное состояние у него хорошее:
— Вы, наверное, видели людей, которые приехали — все не просто готовы, а готовы идти в бой. Тот же Статкевич — выскочил и пошел. У меня никаких планов уезжать не было. Как минимум, я хотел бы собрать вещи. Я остался бы в Беларуси, если бы мне властью были обеспечены гарантии безопасности: ты никуда не лезешь — мы тебя не трогаем. Я бы остался на таких условиях. Но у меня никто ничего не спрашивал — нас погрузили и депортировали из собственной страны без объяснения причин. Нам сказали, что в автобусе все объяснят, но этого не произошло. Когда подъехали к нейтральной полосе, сотрудник в маске выскочил из автобуса, а за ним Статкевич, и все.
«Надели свои наручники и мешок на голову»
Процесс освобождения Дмитрия Козлова из мозырской колонии № 20 начался ночью 11 сентября:
— Около трех часов ночи меня будит оперативник нашего локального участка. Будит и тихо говорит: «Сейчас собираешься и идешь со мной». Я собираю все вещи из тумбочки, выхожу в коридор и вижу, что уже стоит моя собранная сумка из коптерки. Потом двое сотрудников повели меня на контрольно-пропускной пункт-2 (КПП). Я видел, как там освобождали людей. Меня обыскали, отдали вещи со склада, я составил опись и расписался во всем, и мне сказали ждать.
Через минут 40 за политзаключенным пришли и надели наручники, которые по выходу с территории колонии сняли, рассказывает Дмитрий:
— За КПП меня ждал джип с сотрудниками КГБ в штатском и балаклавах. Сотрудница спецотдела показала мне постановление и сказала расписаться. Я спросил, что это, так как думал, что мне подсовывают помилование, которое я не хотел подписывать. Но она сказала, что это основания на этап. Было очень темно и я успел только прочитать: Комитет государственной безопасности. Я понял, что это действительно не помилование и тогда подписал. Приехал КГБ и меня срочно этапировали. Меня не освободили — меня этапировали. Получается, что я легально не освободился… Я сбежал или что? Наверное, Лукашенко подписал в одностороннем порядке указ о помиловании. Я не писал помилования, а только подписал бумагу, что ознакомлен с тем, что КГБ меня куда-то везет.
«Я не понимал, куда мы едем, сколько это времени займет»
Тут политзаключенный отмечает, что ему не отдали 49 рублей, которые у него в колонии были на счету:
— После этого меня посадили в машину, кгбшники надели свои наручники и мешок на голову. Мы немного проехали, после этого остановились, открылась дверь, мне сняли мешок и наручники и сказали, что они все снимают, но я не совершаю глупостей. Мне не было страшно, я знал, что происходит. Просто я не понимал, куда мы едем, сколько это времени займет. Я следил за дорогой и смотрел, куда мы едем. По рассвету и солнцу, я понимал примерно, что мы едем в сторону границы. В Гродненской области мы долго стояли на заправке. Они мне предлагали сходить в туалет, что-нибудь поесть, попить. Относительно комфортная была поездка. Мы ждали какое-то время на этом сборном пункте. Приезжали другие такие же машины с сотрудниками и заключенными. Потом мы проехали немного в сторону Каменного лога, там стояла милицейская машина — наверное, чтобы лишние не проехали. Сотрудник сказал милиции из той машины код «11». Дальше стояли другие машины и два автобуса. Нас с сумками погрузили в эти автобусы. Мы долго ждали, к нам заходил сотрудник в маске, у которого спрашивали, когда и куда мы поедем. Но он отвечал, что нам все потом расскажут. У всех забрали паспорта, после чего их вернули не всем.
Дмитрий говорит, что не думал, что его освободят по помилованию раньше срока. Ему оставалось отбыть только два с половиной месяца. Блогер рассказывает, что думал, что он выйдет по истечению срока и его поставят на надзор.
«С другими политзаключенными мы ждали освобождения»
Блогер отмечает, что, вероятно, договоренности у Лукашенко и Трампа были давно, когда и какими партиями выпускать политзаключенных. Поэтому именно сейчас ютуб-каналы Серого кота, предполагает Дмитрий, власти признали «экстремистскими»:
— За несколько дней до этого меня вызывал оперативник. Он спросил, какие планы у меня после освобождения и буду ли я продолжать заниматься своей деятельностью. Я сказал, что буду продолжать снимать видео, на что он сказал, что, если у меня есть голова, то я сюда больше не попаду. Это была доброжелательная беседа. Тогда я понял, что готовятся к моему освобождению. С другими политзаключенными мы ждали освобождения и гадали, кто в какую партию попадет. Но мы думали, что сейчас выпустят 17 сентября — ко дню их единства.
Побывав в несколько следственных изоляторов, колоний, этапов Дмитрий называет самыми тяжелыми во время заключения первые после задержания 20 суток на Окрестина в 2020 году:
— Нас там держали без ничего на голых досках. Это как штрафной изолятор в колонии, только без ничего, с плохим питанием. С 10 по 30 июня — был очень тяжелый период на Окрестина. Страдали не только мы, но и посторонние люди. Они не понимали, почему не дают матрас, например. В соседней камере было слышно, как Павел Северинец пробует вскрываться. В другой камере у женщины случился психоз и она кричала, чтобы ее выпустили, потому что ей холодно. Она просила хотя бы простыню. Женщина пыталась на них воздействовать криками, но им было все равно. Говорили, что ждите суда. В колонии в 2023 году меня очень шокировала смерть Алеся Пушкина. Я был с ним знаком и хотел еще встретиться…
«Там ты не защищен никак»
Политзаключенный рассказывает о жизни в колонии:
— Я думал, что в колонии меня будут прессовать, чтобы я написал помилование, поменял взгляды. Нет, никто меня к этому не принуждал. Когда я приехал в бобруйскую колонию, то тоже ожидал, что мне со старта дадут сутки в ШИЗО. Мне повесили там только нарушение.
Первый раз в ШИЗО я поехал 27 марта 2024 года. До этого все было нормально: я ходил на промзону, работал — печатал шевроны, получал зарплату. Но отмечу, в какой бы колонии нас не держали, это уже ни есть хорошо. Многие думают, что пытки — это только избиения, но не только — это же и моральное воздействие. Там постоянно вешают необоснованные нарушения, постоянная дискриминация. Суть в том, что ты лишен свободы, у тебя нет личного пространства, у тебя нет там своего времени. Там ты не защищен никак. Они могут сделать с тобой, что захотят. Например, когда захотят вешают необоснованные нарушения и повесить новые уголовные дела. Ты просто не чувствуешь себя защищенным. В плане условий и еды там терпимо, но в плане личного пространства — ты даже в туалете не можешь уединиться, это происходит публично. Ты там никогда нигде не остаешься один. Только в ШИЗО политических стараются сажать в одиночку, как это было в бобруйской колонии. Их там в одиночной камере держат по шесть-восемь месяцев, я знаю. И не каждый это может перенести. Это зависит от характера человека и его моральной подготовленности.
Зона — это концентрированный срез общества. Это то, что власть хочет видеть в стране — навязать свой режим и централизованные правила, полный контроль. У них есть огороженный участок, и там они проектируют идеальное государство. Сейчас в бобруйской колонии, в отличии от прошлых времен, все ходят строем, все просматривается и прослушивается. Тебе кто-то на ухо что-то сказал — через пять минут уже бежит оперативник и все знает.
Физическому воздействию я подвергся только при задержании, когда нас повалили на пол один на одного и потоптали ногами. Многих принимали жестче, поэтому ничего страшного в этом нет.
«У меня сразу забрали Библию»
Дмитрий отмечает, что в мозырской колонии, куда его отправили отбывать дополнительный срок в условиях строгого режима, ему было легче:
— Когда я приехал к ним, у меня спросили, почему меня осудили по ст. 411 Уголовного кодекса (злостное неповиновение требованиям администрации исправительного учреждения). Я сказал, что не знаю, наверное, перед выборами. На что мне ответили, что у них ко мне претензий нет, указаний им не приходило раскручивать меня по дополнительной статье. Но я должен был отсидеть 10 суток ШИЗО и лишен посылок и свиданий — это правило для всех заключенных, кто состоит на десятом «экстремистском» профилактическом учете. В остальном, они меня не трогали, не вызывали. Но несмотря на то, что там висит вывеска из Уголовно-исполнительного кодекса о свободе вероисповедания, у меня сразу забрали Библию (для штампа в библиотеку и не вернули) и не разрешалось никуда ходить и даже брать церковные книги.
«Мне выписали 10 внеочередных дежурств и сразу попросили написать отказ»
В помещение камерного типа Дмитрия отправляли два раза. Политзаключенный рассказал, за что его туда отправили:
— Первый раз это было перед освобождением. У них было мало времени — видимо, им поступило распоряжение. Меня закрыли на месяц. 16 августа 2024 года я вышел, но через два дня на меня составили нарушение, и опять ШИЗО: сразу четверо суток, потом еще восемь суток, 15, потом еще 15 и добавили 15. После этого меня снова поместили в ПКТ.
В первый раз в штрафной изолятор меня отправили абсолютно по надуманным причинам. Когда я собирался на промзону, меня позвал дежурный помощника колонии. Я вышел из строя, он спросил про шарф — я ему показал, было все нормально, а потом спрашивает: «А почему Вы не поздоровались?» В итоге за это мне выписали 10 внеочередных дежурств и сразу попросили написать отказ. Если ты не пишешь, то у них есть инструмент повлиять, связанный с «низким статусом». Так я попал в штрафной изолятор. Ну и последующие были тоже за «отказ от законных требований сотрудника».
У Дмитрия нет родственников в Беларуси, поэтому ему некому было передавать передачи в колонию. Но политзаключенный говорит, что это не было для него проблемой:
— Когда я приехал в бобруйскую колонию, то меня даже не сделали злостным нарушителем сразу. Я целый год отоваривался на пять базовых. После присвоения этого статуса у меня было две базовые на месяц. Поэтому я начал постепенно худеть. В колонии № 2 можно заменять возможность получения передач на сертификат на отаварке на определенную сумму со своего счета. То есть была возможность обойти это, и я это использовал. А использовать любые способы, «чтобы кишку набить», для меня неприемлемо. В одежде острой необходимости нет — все выдается.
Политзаключенный рассказывает, что в заключении ему помогала морально держаться вера и понимание того, что он не совершал ничего противозаконного:
— Я знал, что нахожусь там несправедливо, и моя совесть чиста. В таком случае ты можешь это все перенести, только нужно подождать. Когда в колонии у меня была возможность читать книги, я брал в церковной лавке много литературы, связанной с временами 30-х годов, репрессиями и ГУЛАГом. Я читал воспоминания репрессированых. У одного священника спросили, как он перенёс столько лет в сталинских лагерях в таких условиях. На что он ответил, что лучшего времени в его жизни не было: так близко к Богу он не был никогда. Меня это очень удивило, я понимал, что человек не лицемерит. И мне было интересно, как они достигают этого состояния. Поэтому я читал литературу, чтобы понять, каким способом люди так могут делать. Я старался читать духовную литературу и извлекать какой-то опыт из всего происходящего.
Дмитрий говорит, что хотел бы пожелать всем политзаключенным скорейшего освобождения и не падать духом:
— Я понимаю, что когда находишься там, то очень тяжело в этой неопределенности: ты сидишь и думаешь, будет что-то или не будет, тебя освободят или добавят ещё срок, сколько ты там еще пробудешь. Когда знаешь свой конкретный срок, это легче. Неопределенность — это плохо, это хуже физического воздействия. Я очень надеюсь, что всех скоро выпустят.
«В этих местах лучше не болеть»
Блогер рассказывает, что в местах лишения свободы он не обращался за медицинской помощью. Несмотря на то, что у него не было медицинских бандеролей, он пять лет не принимал никаких витаминов, Дмитрий говорит, что в целом ему хватало питания и витаминов в салатах в столовой.
— Там достаточно сбалансированное питание. В отоварке можно было купить яблоки. В целом, можно было пережить. Но медицинская помощь там никакая. Я был свидетелем, когда сидел в ШИЗО в мозырской колонии, как туда посадили пожилого человека, который ходит с палочкой — у него катаракта. Кроме этого, у него посинела вся нога. Он требует лечения, а ему дают ибупрофен. Он выбрасывает эти таблетки и говорит, что ему нужно нормальное лечение, на что ему сотрудники отвечали, что поможет только пилорама. У него освобождение через несколько месяцев, поэтому это никто не хочет лечить. В этих местах лучше не болеть, скажу так. К стоматологу я не ходил принципиально — говорил, что выйду и буду разбираться со всем этим.
Дмитрий планирует в ближайшее время вернуться к блогерской деятельности:
— Это же мой образ жизни. Я не знаю, чем бы я ещё мог бы заниматься. Мне нравится медиасфера, встречаться с людьми, ездить куда-то. Мне это интересно, и я планирую этим заниматься. Мне нужно вернуть свою технику, получить контакты. Но суть даже не в технике, а говорить о чем? Я на пять лет был выброшен из жизни, мне долетали фрагментарные новости, но это все не то. Мне дадут камеру, но говорить о чем? Именно по этой причине многие политзаключенные отказались участвовать в пресс-конференции 12 сентября. Мы не хотели сказать глупостей. Во время пресс-конференции я сидел в углу и настраивал свои аккаунты. Я бы хотел, чтобы Беларусь была свободной, вернуться туда и жить там. Но меня никто не спрашивал — выкинули и все.
